Вообще, чума 1654 года сыграла особую роль в истории России, и ее последствия растянулись примерно на 100 лет. И тут следует начать сначала.URL записи
Примерно с 1350-х годов эпидемии сильно терзали Северо-Запад (Псков и Новгород), а так же пограничные земли. Связи между областями России были довольно слабыми, и к 1650-м годам утвердилось мнение, что в Москве эпидемий не бывает, и связано это со здоровым воздухом и лесами столицы. И вот в сентябре 1654-го года рвануло не по-децки.
Москвичи начали разбегаться по окрестностям, и как следствие - разносить заразу. В провинции быстро смекнули, откуда у них чума, и москвичей начали немножечко убивать. В целях профилактики.
Чтобы закрыть столицу, царь послал с польского фронта 600 стрельцов для охраны ворот, "а они все умерли; послал других, и эти так же умерли; в третий раз послал, и с этими случилось то же самое, ибо всякий, кто входил в столицу, тотчас падал мертвым" (патриарх Макарий). Запах гниющих трупов наполнял город, москвичи панически бежали из Москвы, но только затем, чтобы либо умереть по дороге, либо быть убитыми в других русских городах.
"Итак, чума, начавшаяся в Астрахани, в конце июня 1654 года попала в Москву. В июле люди начали умирать с пугающей регулярностью, и 24 июля патриарх Никон и царица покинули Москву (царь Алексей Михайлович находился при действующей армии), и оставили в столице своих наместников – князей Пронского и братьев Хилковых. В августе началось лавинообразное увеличение больных. А дальше произошло повальное бегство из Москвы стрелецких полков, при этом ни Пронский, ни Хилковы не смогли этому помешать. Более того, Пронский в начале августа дал официальное разрешение москвичам и жителям слобод покинуть город и переселиться в окрестности. Пронский умер от чумы 11 сентября, Федор Андреевич Хилков – по одним данным 12 сентября, по другим – просто лежал при смерти, и умер позже, в 1657 году. В один час Москва лишилась и управления, и войск, и начальства. Даже арестантов сторожить было некому.
В городе начались грабежи и разбои: «А воровство де на Москве объявилась. В Белом городе разграбили Филонов двор Оничкова, да Алексеев двор Луговского, да за городом разграбили Осипов двор Костяева, иные выморочные пустые дворы многие грабят, а воров унять некому. Да по вашему государеву указу для малолюдства велели запереть ворота, а у тех ворот стрельцов поставить некого, стоят без перемены 3 или 4 человека и те больны».
По оценкам Павла Аллепского от эпидемии умерло до 300-350 тысяч человек, «Москва, прежде битком набитая народом, сделалась безлюдною. Собаки и свиньи пожирали мертвых и бесились, поэтому никто не осмеливался ходить в одиночку, ибо если одолевают одинокого прохожего, то загрызают его до смерти».
Все приказы на Москве были закрыты, дьяки и подьячие разбежались, ворота были открыты настежь за отсутствием сторожей и стрельцов, в Москве остались лишь те, кто не мог бежать.
А теперь вернемся в начало августа и вспомним разрешение Пронского жителям покидать Москву. 10 августа эпидемия чумы началась в Звенигороде, 15-го – в Калуге, Тула и Торжок запылали еще раньше, 26 августа развели карантинные костры Ржев и Суздаль, 5 сентября – Дедилов и Малоярославец.
К октябрю эпидемия охватила местности, которые позже стали Тверской, Рязанской, Нижегородской, Владимирской, Тульской, Тамбовской, Орловской, Черниговоской, Ярославской губерниями. А все из-за глупейшего разрешения в попытке умаслить стрельцов покидать Москву. Кстати, именно бежавшие стрельцы и стали переносчиками болезни в регионы.
Внутри Москвы не были проведены решительные карантинные мероприятия, не закрывались церкви, не разгонялись скопления людей. Зная и чуме в Астрахани и Смоленске, на заставах прибывшие оттуда не проходили ни санитарного осмотра ни карантинного задержания.
С началом чумы патриарх и царица просто бежали из столицы, назначенные ими князья допустили все возможные ошибки в борьбе с эпидемией, и допустили ее распространение на почти всю европейскую часть России. Вымерли почти все села в радиусе 700 верст от столицы. Чума свирепствовала с августа до конца декабря.
Главными выгодоприобретателями оказались выжившие священники, которые «приобрели огромные богатства, ибо, не успевая отпевать всех поодиночке, отпевали многих за раз, и брали за это сколько хотели. Обедня доходила до трех рублей и больше, да и за эту цену их не всегда можно было иметь».
За время чумы 1654-55 годов Россия потеряла по разным данным до половины населения. Система кордонов не сработала, а противопоставить эпидемии жители могли лишь крестные ходы, молебны да «святую воду».
Чума 1654 года настолько напугала Москву, что в 1665-м, узнав, что в Лондоне вспыхнула эпидемия «черной смерти», Россия прервала все торговые отношения с Англией, а архангельская гавань была закрыта. В 1684 году в Москве отказались принимать посла от запорожцев, а в 1692-м – представителя от Донских казаков. Основание простое – ехали через «моровые» земли. "
Читать полностью тут: fitzroymag.com/istorija/vojna-s-nevidimym-vrago...
Сганарель. Господин аптекарь! Отпустите мне пузыречек орвьетану — я вам хорошо заплачу.
Аптекарь (поет).
Почти задаром вам его отдам,
Он оградит болящих, без сомненья,
От кары, что благое провиденье
Шлет человеку по его грехам:
От оспы,
Поноса,
Холеры,
Запора,
Чахотки,
Прострела,
Сухотки,
Проказы,
Чесотки
Спасает чудодейственный бальзам!
Мольер. «Любовь-целительница». 1665 г.
Первые сведения об использовании орвьетана в качестве лечебного средства относятся к концу шестнадцатого века, последние — к середине века девятнадцатого. Серьезное систематическое исследование этого исторического феномена было проведено французским ученым Ле Польмье и опубликовано в 1893 году
250-летняя история орвьетана увлекательна и поучительна. Коммерческая сторона дела вызвала много зависти и раздоров между продавцами средства и членами официальных фармацевтических гильдий, в медицинском и в политическом поле Италии и Франции.
Первоначально препарат, состав которого был засекречен, активно распространяли на рынках, ярмарках, в других публичных местах энергичные странствующие продавцы снадобий — «шарлатаны» , от наименования которых произошло современное значение термина. Орвьетан был в основном народным лечебным средством и долгое время не пользовался поддержкой медицинского сословия. Однако продавцы, несмотря на противодействие врачей и аптекарей, надолго заручились защитой власть имущих, включая римских пап и монархов. Постепенно снадобье пополнило домашние аптечки состоятельных горожан, прежде всего жителей Парижа и Рима. На короткое время препарат даже попал в некоторые национальные фармакопеи.
Орвьетан считали эффективым универсальным противоядием, действующим и как антидот, и профилактически. Его прием рекомендовали в случаях преднамеренного (нередкого в те времена) и случайного отравления, например ядовитыми грибами. Снадобье применяли при укусах ядовитых насекомых (скорпионы) и животных (змеи), укусах бешеных собак. Наконец, им лечили «гнилостные лихорадки», причина которых заключалась, как предполагали, в образовании в организме токсичных веществ.
Но нельзя исключить и более раннее его происхождение. Известна легенда о пастухе, пасшем овец в окрестностях Орвитето, который заметил, что животное, будучи укушено смертельно опасной змеей, съело некое растение и выздоровело. Пастух поставил соответствующий эксперимент и убедился в целительной силе этого растения. Позднее он во время повальной болезни (чумы) якобы спас жителей Умбрии и других провинций Италии и затем раскрыл секрет снадобья одному римскому врачу.
В старинной книге Ла Мартиньера упоминаются реальные исторические личности. Вот изложение его рассказа.
В 1560 г., во времена Папы Римского Пия IV, в римской курии провинцию Пьяченца представлял кардинал Deodate. Он был излечен от тяжелой болезни лекарством, изготовленным жителем Рима Мартином Гверке (Martin Guerche), уроженцем города Феррары. Затем Гверке спас еще одну важную персону и постепенно стал богатым и известным. Он называл свой состав antitano, что, согласно Ла Мартиньеру, означает «противоядие времени».
У Гверке были два подмастерья — уроженца Орвието: одного звали Грегуаром (Gregoire), а другого — Орассио Таванти (Orassio Tavanty). После смерти мастера они продолжили выпускать снадобье. У них, в свою очередь, был ученик по имени Джироламо Ферранти (Hierosme Ferenty, или Girolamo Ferranti), которому они доверили секретный рецепт. После их смерти Ферранти держал предприятие, и у него также было два ученика: француз Дезидерио Декомб (Desiderio des Combes, или Descombes) и итальянец Иан Витрарио (Iean Vitrario). Витрарио остался в Риме, а Декомб перебрался в 1608 г. во Францию. По другой версии, первичное лекарство было изобретено в Орвието (город в юго-западной части области Умбрия, Италия) неким Лупи (Lupi), он же — Джироламо Ферранти.
Обладал секретом еще один сотрудник этого предприятия, женатый на родственнице Ферранти, — Кристоф Контуджи (Cristoforo, или Christophe Contugy). Контуджи прославлял свое лекарство в Париже и добился привилегии единственного производителя орвьетана во Франции. Далее орвьетан распространился по Италии и другим странам Европы — в основном благодаря предприимчивости членов семьи Контуджи, успешно добивавшихся от разных властей разрешения на монопольное изготовление и продажу лекарства.
Многие исторические документы подтверждают огромную популярность орвьетана с начала XVII века, в особенности в папском Риме и во Франции.
Орвьетан был препаратом сложного состава, который имел разные формы плотности в зависимости от соотношения активных веществ и наполнителя (эксципиента). Орвьетан в форме порошка обычно продавали в свинцовых коробочках разных размеров, обернутых инструкцией по применению
Лекарственную пропись долго держали в секрете, что, с одной стороны, было прибыльным для монополистов, но с другой — облегчало фальсификацию, и множество мошенников принялись изготовлять и распространять контрафактную продукцию. Сначала финансово заинтересованные аптекари пытались воспрепятствовать распространению подделок, а позднее стали изобретать прописи орвьетана сами и бороться с такими же, как они, конкурентами.
Шумные презентации с публичным изготовлением «натурального» средства в присутствии представителей городских властей и медицинской общественности проводились в Париже, в частности даже в 1731 г.
К середине XVII века было два коммерческих варианта панацеи, универсального противоядия: орвьетан (обычный) и Орвиетан (с заглавной буквы), производившийся обладателем заветной формулы и монополистом Кристофоро Контуджи, который его преемник, племянник Жан-Луи (Jean-Louis), позднее переименовал в «римский орвьетан».
«Вот на весь Париж зашумел таинственнейший и замечательный человек, некий Кристоф Контуджи. Он нанял целую труппу и развернул спектакли в балагане с полишинелями и при их помощи стал торговать лекарственной всеисцеляющей кашкой, получившей название «орвьетан».
Обойди кругом все царство,
Лучше не найдешь лекарства!
Орвьетан, орвьетан,
Покупайте орвьетан!
Буффоны в масках охрипшими в гвалте голосами клялись, что нет на свете такой болезни, при которой не помог бы волшебный орвьетан.
Он спасает от чахотки,
От чумы и от чесотки!
…
И Мост уже в огнях, по всему городу плывут фонари в руках прохожих, и в ушах еще стоит пронзительный крик — орвьетан!»
(М. Булгаков. «Жизнь господина де Мольера». 1932–1933).
Первый ясно исторически идентифицируемый персонаж — Джироламо Ферранти, который публично представлял и успешно продавал орвьетан в Париже в первые годы XVII века. Он родился в Риме, переехал во Францию и позднее во время одного из путешествий в родном городе вступил в брак с некоей Клариссой (Clarissa) и забрал ее с собой во Францию. Во время презентаций он успешно пытался поразить зевак и вызвать доверие к своему универсальному средству. Он первым отважился на то, чтобы заявлять публике, что готов проглотить любой предложенный ему неизвестный яд, действие которого он инактивирует приемом своего препарата (рис. 5).
Кларисса унаследовала от него секрет изготовления снадобья. Повторно она вступила в брак со знахарем Веррье (Verrier), называемым также Трамонтаном (Tramontan), который получил от Людовика XIII в 1616 г. патент производителя под именем Жана Ветрарио (Jean Vetrario, или Vitrario). Далее он получил также при Урбане VIII от кардинала Альдобрандини (Aldobrandini) привилегию продаж орвьетана во всех владениях римской церкви.
Другая яркая личность, попавшая в Париж, — упомянутый Дезидерио Декомб, уроженец региона западной Франции Ангумуа (Angoumois). Он прибыл туда к началу 1620 г., заручившись предварительно отзывами о своем лекарстве, уже одобренном властями Рена и Руана, во многих других городах Франции.