[Hessalam-2020]

03.05.2020 в 22:56

Пишет  Эрл Грей:

На одной из миниатюр, украшающих немецкое сочинение под названием «Белиал», мы видим воображаемый суд под председательством царя Соломона. Сатана начал тяжбу против Иисуса Христа за то, что тот незаконно спустился в его владения – преисподнюю. Адвокатом Христа на процессе выступает пророк Моисей, а сторону обвинения представляет демон Белиал. Однако на головах противников, Моисея и Белиала, изображены одинаковые небольшие рожки (131). Как вышло, что величайший из ветхозаветных пророков, выведший еврейский народ из египетского рабства и получивший от Бога скрижали с десятью заповедями, настолько похож на подручного Сатаны?

...По самой распространенной версии, рога на его голове появились в христианской иконографии в результате ошибки, которую сделал Иероним Стридонский (342–419/420), переводя Ветхий Завет с древнееврейского на латынь.
...Если открыть русский синодальный перевод, сделанный в XIX в., мы прочтем, что «когда сходил Моисей с горы Синая», он «не знал, что лице его стало сиять лучами от того, что Бог говорил с ним» (34:29). Однако в латинском переводе (Вульгате), который сделал Иероним, это место выглядит совсем не так: там сказано, что Моисей «не знал, что лице его стало рогато («cornuta»)». В греческом переводе Ветхого Завета, т. н. Септуагинте (III–I вв. до н. э.), с которой потом был сделан церковнославянский перевод (а на его основе – уже современный русский), в этом месте никаких рогов нет.

Иероним, безусловно, был знаком с греческим переводом Книги Исход. Как тогда он мог допустить такую странную ошибку? Многие полагают, что он перепутал похожие слова «сияние» и «рога», но дело обстоит не совсем так. В древнееврейском тексте в этом месте стоит уникальный глагол «каран», образованный от существительного «керен» – «рог» (что означало слово «каран» изначально, не совсем ясно, но позже его стали толковать как «сияние»). Вероятно, стремясь описать Божью славу, осенившую Моисея после того, как он во второй раз вернулся с Синая, Иероним остановился на слове «рог» вполне осознанно, и его перевод, по сути, более точен, чем Септуагинта.
...Дело в том, что «рог» был одной из древних метафор земной и божественной власти, которая в библейском тексте относится не только к различным царствам (132), но и к самому Господу. Влиятельный богослов и энциклопедист Исидор Севильский (ок. 560–636) сравнивал с двумя рогами две части Писания – Ветхий и Новый Заветы.

Как бы то ни было, первые образы Моисея с рогами возникают лишь в XI в. – через 600 лет после смерти Иеронима. До этого христианские мастера не разделяли первое и второе восхождение на Синай и не пытались как-то специально изобразить случившееся там с пророком преображение.
...На многих позднесредневековых образах Моисей предстает то с рогами, то с сиянием, либо лучи, расходящиеся от его головы, формой отчасти напоминают рога. Эта идея восходит к толкованиям на Книгу Исход еврейского ученого и богослова Раши (Рабейну Шломо Ицхаки), который жил во Франции в XI в. Он был знаком с двумя интерпретациями библейского стиха и объединил их в одну. По его словам, лучи света, исходившие от Моисея, были похожи на рога. Построения Раши повлияли на таких влиятельных христианских теологов, как Петр Коместор в XII в. и Николай де Лира в XIV в. Последний предполагал, что «рогатое» сияние было ниспослано Моисею для устрашения евреев, которые в его отсутствие стали поклоняться идолам.

...Пес, как самое первое одомашненное животное и самое умное из них всех, в древности часто наделялся магическими свойствами. Хотя собака и была самым верным и близким человеку из всех зверей, люди быстро подметили, что она, убежав из дома и скрещиваясь с волком, может легко одичать. Блуждая между дикой природой и человеком, чужим и домашним пространством, пес стал символическим воплощением границы. Вот почему про него сочиняли так много легенд, где он предстает в роли стражника потустороннего мира – достаточно вспомнить египетского Анубиса, греческого Цербера и скандинавского Гарма.


В отличие от католиков, христиане восточных церквей как в Средневековье, так и в Новое время продолжали почитать Христофора таким, каким он был описан в ранних легендах. Например, в Валахии и Молдавии (территория современной Румынии) образы святого с головой пса стали особенно популярны в середине XVIII в. Возможно, это было связано с тем, что в ту пору, помимо дворян, среди заказчиков церквей появилось много купцов и ремесленников. Их религиозная культура отличалась от элитарной, и иконописцы получили большую свободу, чем до того. В храмах стало появляться все больше образов, которые соединяли христианское предание с народными культами и местным фольклором (145–147). Популярность зооантропоморфного Христофора можно объяснить тем, что в Румынии – со времен древних даков, предков румын, – было распространено почитание волков. После христианизации образ волка в фольклоре, конечно, сменил свой знак с позитивного на негативный. Христианство превратило языческих богов в демонов: румыны стали отождествлять черта и волка, причем зачастую черт даже боялся своего младшего собрата. Да и сами румынские черти чаще всего выглядели как собаки на задних лапах или люди с песьими головами. Однако св. Христофор стал фигурой, воплотившей в себе одновременно обе характеристики персонажей-псов: дьявольскую и сакральную.
...Самое невероятное из румынских изображений Христофора – это святой с человеческим лицом спереди и собачьей пастью сзади. В этом образе христианские предания переплетаются с народными верованиями.

В румынском фольклоре существует поверье о кэпкэунах – мифических существах с двумя лицами, одно из которых смотрит вперед, а другое – назад. Лицо человека позволяет кэпкэуну скрывать свою животную сущность и поедать целиком зазевавшихся детей и домашний скот, а благодаря собачьему обонянию чудовище легко выслеживает свою добычу. Поедая жертву передней пастью, кэпкэун выплевывает кости задней.

Как считается, поверья о кэпкэунах появились в XVII в. благодаря переводу греческого романа о легендарных странствиях Александра Македонского по восточным странам, где, среди прочих народов-монстров, упоминались и двуликие кинокефалы.

На румынской почве образ людоеда-кэпкэуна был перенесен на св. Христофора, который, согласно разным преданиям, был уродливым великаном или псоглавцем-каннибалом. На этом изображении ангел вкладывает в пасть собаки дыхание Божье, что означает появление у Христофора речи (в другой интерпретации – обучение местному языку).

На румынских иконах и фресках этот подвижник изображался не только с головой собаки или волка (как это следовало из его жития), но и с козлиной, ослиной, овечьей или лошадиной головами (последние два варианта также встречаются на византийских и русских иконах). Такое разнообразие связано с народной версией легенды о Христофоре: святой был очень красивым юношей, и, дабы не отвлекаться от молитвы на любовные отношения, пожелал у Бога любым способом избавиться от докучавших ему красавиц. После того, как Господь поменял его человеческую голову на морду ягненка, любовный пыл девушек ослабел, и подвижник смог спокойно заняться служением Богу. Однако такие легенды распространялись изустно, были очень изменчивы, и где-то вместо головы кроткого агнца Христофору «приставляли» головы других копытных.

Из книги Сергея Зотова, Михаила Майзульса, Дильшат Харман
"Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии"