19.06.2020 в 14:00
Пишет Groemlin:«Однако, действенное патерналистское господство требует не только светской, но и духовной власти, и здесь было самое слабое место системы. Церковь в Англии XVIII в. утрачивала силу и влияние как альтернативная духовная власть. Практически она ею уже не являлась:читать дальшечитать дальше многие пасторы были мировыми судьями и служили тому же закону, что и джентри. Епископов часто назначали по политическим соображениям, а молодые родственники джентри становились пасторами и сохраняли жизненный стиль своей прежней среды.
"Магическая" власть церкви и ее ритуалов над простолюдинами еще существовала, но очень ослабела. Прежде, когда священники находили возможность совмещения религиозных постулатов с языческими или еретическими суевериями прихожан, они соединяли народные праздники с церковными обрядами и тем самым в какой-то степени их христианизировали. Это укрепляло авторитет церкви. В XVI и XVII вв. пуритане принялись ломать оковы идолопоклонства и суеверий, но тут же заменили их оковами суровой дисциплины, которую простолюдины не принимали. В результате в XVIII в. пуританизм стал ослабевать.
Прежде всего церковь утратила власть над праздниками, а тем самым над значительной частью плебейской культуры. В ритуальном церковном календаре праздники концентрировались в месяцы от Рождества до Пасхи. Этим двум главным церковным праздникам прихожане еще отдавали дань: Но поскольку в жизни простонародья многочисленные праздники и праздничные дела переплетались с трудом, как переплетались в сельскохозяйственном труде "работа" и "жизнь", народный календарь праздников совпадал с аграрным, и церковь, не участвовавшая во всем этом, утрачивала связь с "эмоциональным календарем" бедняков. Происходила секуляризация календаря, а вместе с ней секуляризация стиля и функций праздников. Пуританские священники жаловались, что праздники освящения храма оскверняют плясками, травлей животных и всевозможными видами распутства. Они пытались изгнать народный танец из церкви, а лавки мелочных торговцев убрать с церковного двора. Но ничего не получалось.
Происходило заметное разделение культуры образованных людей и плебейской культуры. Это выявлялось не только во время уличных процессий, когда пели народные песни или несли соломенные куклы, но и в более серьезных вещах. Вот, например, ритуал "продажи женщин", распространенный в Англии среди простонародья в XVIII и XIX вв. Муж сообщает жене о своем намерении продать ее с аукциона на рынке. В назначенный день да шею или на талию ей набрасывают веревку и ведут на место продажи. Рядом идет аукционист, обычно ее муж. Происходят торги, проданную женщину передают покупателю. Тут же, на рынке, пили за здоровье молодых, и за выпивку обычно платил бывший муж.
В статье "Этнология, антропология и социальная история" Томпсон излагает результаты своего анализа трехсот случаев этого экзотического ритуала. Он извлек сведения о нем из газетных заметок и сочинений этнологов. Но это, говорит исследователь, были сторонние наблюдатели, смотревшие на происходящее "сверху" и по формальным атрибутам толковавшие его как "продажу женщин". Все были потрясены тем, что такие варварские акты происходят в цивилизованной Англии. Но если изучить документы более вдумчиво и посмотреть на дело "снизу", выясняется иной аспект происходившего. Этот ритуал был формой развода, поскольку других форм народу не предлагалось. Почти в каждом из известных историку случаев брак был фактически уже разорван, и "продажа" представляла собой лишь открытое объявление о случившемся. Покупатель знал об этом или даже был любовником женщины. Разыгрываемый публично спектакль часто был предназначен для того, чтобы скрыть позор мужа, теряющего супругу.
Итак, на первый взгляд, варварство, женщина с веревкой на шее на скотном рынке. Но анализ реальных отношений меняет картину. Ритуал регулирует заранее согласованный обмен партнерами, и это свидетельствует, с одной стороны, о признании большей сексуальной свободы, с другой — о народной легитимации развода, о самостоятельности народной культуры в решении столь важного жизненного вопроса. Отвечая на вопрос священника, собиравшего материал относительно продажи женщин, один респондент воскликнул: "Боже мой, Ваша честь! Да можете спросить любого, был ли этот брак хорошим, разумным и христианским, и всякий Вам скажет, что не был". Уже в словах "Боже мой, Ваша честь..." звучит покровительственный оттенок. И далее: всякий человек знает, что правильно, а что нет, кроме, конечно, священника, сквайра или его образованных детей; любой знает лучше, чем знает сам священник, что значит "христианский". Так проявляется скептическое отношение простолюдинов к церковным установлениям и уверенность в собственной правоте (с. 278). "»
URL записи
интересное