Голливуд все больше толерантен. Афроамериканцы теперь задают тон в киноиндустрии, претендуя на главные роли не только в фильмах про баскетбол и нелегкое житье на плантациях. Сценаристка Карла Мэри Свит интересуется в пространство: где чернокожие в сериале «Чернобыль», не интересуясь: «А они там нужны?»
Что бы сказала Агата Кристи, увидев в экранизации «Убийство в «Восточном экспрессе» доктора – негра?
Насколько оправдана истерика исполнителей, не нашедших ролей своего цвета кожи в сериале «Викинги»?
Как вам Хаким Каке-Казим в роли Зевса и Дэвид Квака Асамоа Гяси в роли Ахиллеса (сериал «Падение Трои»)?
Да, раздражает.
Но мы, зрители, еще и не то кушали.
Главное, не нервничать.
А вот каково автору, обнаружившему, что в его произведение ввели афроамериканца, тогда как он там не уместен совсем?
Об этом поведал Говард Фаст (1914-2003).
Поначалу пара фактов.
В 1944 Фаст вступил в компартию США. Во время «охоты на ведьм» был вызван в комиссию по расследованию антиамериканской деятельности и получил три месяца тюрьмы за «неуважение к конгрессу». В тюрьме написал свой самый известный роман «Спартак», позже экранизированный Кубриком.
Говарду дали Международную Сталинскую премию «За укрепление мира между народами».
В 1956, после подавления венгерского восстания, писатель из компартии вышел.
Обратимся к страницам его мемуаров «Быть красным», где рассказана шоковая история толерантности образца года 1950-го (в переводе Николая Анастасьева).
«Незадолго до тюрьмы я написал пьесу под названием «Молот». В ней на фоне войны разворачивается драма еврейской семьи - отца, который непосильным трудом едва зарабатывает на пропитание, и трех его сыновей. Один возвращается с фронта с тяжелым ранением. Другой наживается на войне. Третий, младший, стремится попасть в действующую армию. Пьеса слабоватая, слишком уж в ней выпирают тенденция и мораль. Дело, однако же, в том, что примерно за год до ее написания мы с Хербом Тэнком, некогда моряком торгового флота, а ныне писателем, Барни Рубином, ветераном испанской и Второй мировой войн, самым, наверное, известным комментатором «Старз энд Страйпс», актером Фрэнком Сильверой и драматургами Арнольдом Мэнофом и Элис Чилдрес основали студию «Новая драматургия». Туда я и передал свою пьесу.
Барни и Херб задумали сыграть премьеру в день моего освобождения. Но поскольку срок мне за примерное поведение немного скостили, вышел я раньше, чем предполагалось, и поспел на прогон. «Новая драматургия» - внебродвейский театр левой ориентации, финансово его в меру своих скудных возможностей поддерживала культурная секция компартии …
Представление началось. На сцене появился отец, Майкл Левин, невысокий мужчина с бледным изможденным лицом и рыжими волосами. Затем его жена - тоже маленькая, измученная женщина с прозрачной кожей. И наконец, старший сын, его играл... Джеймс Эрл Джонс - верзила-негр ростом в 6 футов 2 дюйма, весом 200 фунтов и басовитым голосом, от которого сотрясались стены театрика.
- О Господи, - простонал я.
- Спокойно, наверняка это просто замена, - прошептала Бетт.
- Да какая там замена! Боги за что-то явно прогневались на меня. И музы тоже. Мне конец.
ДЖЕЙМС ЭРЛ ДЖОНС В 2011 ПОЛУЧИЛ "ОСКАР" "ЗА ВКЛАД В РАЗВИТИЕ КИНОИСКУССТВА". НАИБОЛЕЕ ИЗВЕСТНАЯ ЕГО РОЛЬ - ГОЛОС ДАРТА ВЕЙДЕРА В ЭПОПЕЕ "ЗВЕЗДНЫЕ ВОЙНЫ"
Время тянулось мучительно медленно. Прошу понять меня правильно: Джимми Джонс, как все мы его называли, очень славный, скромный и глубоко преданный театру человек. Но ведь он же черный, и он вдвое длиннее всех остальных участников спектакля.
Наконец, первый акт кончился, занавес пополз вниз, и я повернулся к Барни:
- Я так понимаю, что Джимми вышел на замену?
Барни покачал головой и кивнул в сторону секретаря культурной секции Лайонеля Бермана, стоявшего рядом.
- Как это понять – «на замену»? - осведомился наш главный идеолог.
- Ну, скажем, основной исполнитель заболел или еще что случилось - и кто-то на текущем представлении его заменяет.
- Нет. Джимми репетировал эту роль с самого начала. А твое замечание имеет явно шовинистический оттенок.
…
- Никакой я не шовинист, Лайонел. Просто по пьесе в Майке веса не больше ста десяти фунтов, он белый, он еврей, и объясни мне, ради бога, каким таким генетическим чудом он мог произвести на свет Джимми Джонса.
- Ты упускаешь главное, - заявил Берман.
- Допустим. И в чем же состоит это главное?
- Главное состоит в том, что театр - это тебе не фотография. Театр держится иллюзией, и если актер талантлив, то умение поддержать иллюзию позволит ему сыграть роль и добиться доверия аудитории. Вспомни о Канаде Ли.
Черный актер Канада Ли произвел в свое время небольшой фурор ролью, сыгранной им в «Графине Мальфи», там он играл белого, но его просто загримировали. Я терпеливо объяснил Берману разницу и добавил:
- Слушай, я ничего не имею против Джимми, но в этой роли он и себя выставит дураком, и пьесу погубит.
- Партия с тобой не согласна, - заявил Берман.
…
КАНАДА ЛИ В ФИЛЬМЕ ХИЧКОКА "СПАСАТЕЛЬНАЯ ШЛЮПКА". ОЧЕНЬ ТОНКИЙ АКТЕР.
На премьерный спектакль зал был закуплен Союзом еврейских рабочих, точнее - Союзом портных. В те годы до восьмидесяти процентов портных в Нью-Йорке составляли евреи, это были люди за пятьдесят и шестьдесят, и относились они ко мне, как и их жены, с явной симпатией. Простые трудяги, они любили театр и смолоду беззаветно поддерживали еврейские труппы. Теперь им не терпелось посмотреть, что же там нового написал Говард Фаст, только что вышедший из тюрьмы. Заранее настроенные благожелательно, они остро переживали происходящее на сцене: где надо - плакали, где надо - смеялись. И так шло до тех пор, пока на сцене всей своей громадой не вырос Джеймс Эрл Джонс. Остро, как и большинство черных исполнителей, ощущая настроение публики, он безуспешно пытался смягчить свой густой бас.
Бетт и я съежились в креслах, слыша, как по залу пополз шепоток: «Кто это? Откуда он здесь взялся?»
...
Спектакль закончился, и в зале раздались жидкие аплодисменты. В антрактах аудитория сократилась примерно на треть. Мы с Бетт забились на галерку в надежде, что нас никто не заметит. … На выходе мы столкнулись с театральным обозревателем «Нью-Йорк хералд трибюн».
- Знаете что, Фаст, - сказал он, остановив меня, - мне нравится, как вы до конца отбивались от этих ублюдков, и я хочу оказать вам услугу: я не буду рецензировать этот спектакль.
Да благословит его господь».